или Кругосветное путешествие петроградских детей в 1918-20 гг.
«Весной 1918 года Петроград был поражен голодом и болезнями. В мае Петроградская областная организация Всероссийского Союза Городов (был такой благотворительный союз дворян и помещиков) решила: надо спасать от вымирания хотя бы детей. Благотворители планировали отправить 11 тысяч детей в «хлебородные края Сибири» и юга России в так называемые детские питательные колонии» — предшественники пионерских лагерей. Одну из таких колоний описал А. Рыбаков в книге «Бронзовая птица».
Ребят отбирали в гимназиях по заявлениям родителей, в основном, из интеллигентных, но малообеспеченных семей. Большинство групп направляли в близкие к северной столице регионы и на юг страны. Но в середине мая 1918 года два санитарных поезда, специально оборудованные подвесными койками, кухней и даже баней, отправили в сторону Урала. Родители радовались, провожая детей: подкормятся за лето, поправят здоровье. Оголодавшие питерские дети тоже ждали веселого и сытного отдыха. Они восхищались первым же ужином: «Каша!.. С маслом!» Уезжали все налегке — в летней одежде, в тапочках. Никто не предполагал, что путешествие продлится не три месяца, как планировалось, а почти три года.
В стране, охваченной хаосом гражданской войны, благое начинание вышло боком. С самого начала все пошло не так, как планировалось. Вместо трех дней, только через две недели первый санитарный поезд с 475 ребятишками от 3 до 14 лет дополз до уральского города Миасса. Второй — 420 детей – прибыл в наш казахстанский Петропавловск. Там, как считали организаторы акции, были подготовлены «питательные колонии санаторного типа в прекрасной курортной местности Боровое». Из Петрограда, конечно, не видно, что курорт находится довольно далеко от Петропавловска. Никто не предполагал, что в Боровое надо добираться на лошадях или верблюдах. Ведь железную дорогу Петрокок, и то лишь до Кокчетава, доведут только через четыре года. Петропавловск был совершенно не готов к приему неожиданных гостей. На Урале детей тоже разместили не в подготовленных «питательных пунктах», а наскоро разбросали по мелким городкам и селам. Часть ребят устроили неплохо. Они отдыхали, купались, в самом деле, отъедались, ходили на экскурсии, собирали гербарии и коллекции минералов и даже не предполагали, в какую страшную ловушку попали. Буквально через месяц после их отъезда из дому, в начале июня 1918 года, Транссибирская магистраль и все ее станции были захвачены чехами.
Сейчас некоторые молодые люди удивляются: откуда в наших краях взялись австрийцы и чехи? А это были солдаты и офицеры, воевавшие на стороне немцев и попавшие в русский плен. Некоторые сдались сами. В начале 1918 г. более 50 тысяч чехов отправили домой эшелонами, через всю Сибирь, да еще и вооруженными. Когда в молодом советском правительстве поняли, как это опасно, чехов попытались разоружить, но они подняли мятеж и стали захватывать города, превратив Транссиб в линию фронта от Урала до Тихого океана. Одними из первых городов в Западной Сибири пали Челябинск, Екатеринбург, Курган и Петропавловск. Как раз в этих краях «отдыхали» дети. Обе питательные колонии — около тысячи человек — оказались в местах жесточайших боев.
«Отдыхающих» надо бы вернуть домой, в Петроград, но на чем? На Транссибе развернулась настоящая война за эшелоны. Они были нужны всем: чехам, колчаковцам. В Сибири бесчинствовали приглашенные Колчаком иностранные интервенты. До петербургских детей никому не было дела, кроме их воспитателей. К их чести, учительницы, врачи, няни, повара всегда оставались со своими подопечными.
В своих дневниках, а позже в воспоминаниях, ребята рассказывали, как им жилось. Почему-то именно под окнами их барака в Миассе расстреливали и вешали красноармейцев. Почерневшие трупы подолгу висели на деревьях, а под ними рыдали и выли женщины. В окна спален ребят залетали пули. Маленькие дети от страха и голода плакали и забивались под кровати. Большие мальчишки бегали смотреть, что происходит, собирали и прятали оружие и патроны.
Война разгоралась, продукты дорожали, а деньги, собранные родителями и общественными организациями, стремительно обесценивались. Вскоре на них вообще ничего нельзя было купить. Воспитатели и старшие девочки продали или обменяли «на шанюшки» то немногое, что у них было. Старших ребят иногда забирали к себе зажиточные крестьяне, но не бескорыстно, а для того, чтобы они ухаживали за скотом и работали на огородах за кусок хлеба или кружку молока. Малыши, которых в колонии было немало, стали ходить по дворам и попрошайничать.
Война охватывала все большие территории страны и бушевала уже за окнами временного пристанища колонистов. В Миассе дети жили в одном крыле огромного барака. Совсем рядом, за стеной, умирали раненые, холерные и тифозные больные. «Каждый день мы видели, глядя в окна, как из соседнего крыла нашего барака выносили гробы, залитые известкой. Видели, как прямо на улице умирали холерные больные…», написала в дневнике колонистка Валя Рожкова. Дети, даже самые большие, не очень понимали, кто с кем воюет. И еще одна наша вечная беда – холод. Родители отправляли детей на отдых только на лето, в легкой одежде, в сандалиях и тапочках, а зима стремительно приближалась. А тут еще весь барак забрали под госпиталь для раненых. Воспитатели стали пристраивать колонистов куда только можно. К осени 1918 года, когда уже надо было возвращать детей домой, две спаянные колонии превратились в мелкие группы, рассеянные по разным зауральским селениям.
Воспитатели, пока могли, скрывали от детей, что их все безнадежнее отрезают от дома фронты гражданской войны. В августе скрывать перестали. Педагоги собрали всех детей в Миассе и сообщили: «К родителям вы сейчас вернуться не сможете». Одни ревмя ревели от такой вести, другие радовались, что учебный год откладывается. И зря радовались!
Чтобы вывезти детей из прифронтовой зоны, колонию разделили на несколько частей, которые с великим трудом отправили в разные города Сибири — в Тюмень, Ирбит, Троицк, Курган, Томск… Там их пристраивали в случайные помещения – в школы, монастыри, какие-то кладовки. Про Петропавловск казалось, вообще забыли.
В Питере родители почти ничего не знали о своих детях. Только в августе, когда детям пора было возвращаться, самые активные из пап создали родительский комитет и решили отправить за Урал делегатов, чтобы они на месте выяснили обстановку и узнали о судьбах детей. Через полстраны! Через две линии фронта! Через огонь гражданской войны! Как это можно сделать?! И все-таки отец двух девочек врач В.Л.Альбрехт и еще двое делегатов преодолели невероятные препятствия. В Москве они добились приема у Г. В. Чичерина и Я. М. Свердлова. Глава Правительства подписал удостоверение о командировке делегатов в Сибирь и приказал выдать им теплые вещи для детей и 100 тысяч «керенок» на необходимые расходы. Возможно, благодаря этому документу трем отцам и удалось добраться до Миасса, а потом и до Петропавловска, но ведь из-за него же делегаты могли и погибнуть. Ведь к тому времени на Урале, по приказу Свердлова, уже была расстреляна царская семья, о чем белогвардейцы знали. В Москве родители обратились с просьбами о помощи в посольства нейтральных Швеции и Дании и в американский благотворительный Союз Молодых Христиан. Все обещали помочь. Но как?
В холодный ноябрьский день – через два месяца в пути! — В.Л. Альбрехт с друзьями появились в колонии на Урале. Они привезли детям почти мешок писем от родных. Тюки с вещами пришлось оставить в Самаре какой-то детской колонии — с ними не проехать! Несколько дней Валерий Львович провел с детьми в разных селениях. Он рассказывал о невероятно тяжелом пути, о голодной жизни в Петрограде, убеждал ребят потерпеть. Потом В.Л. Альбрехт один побывал в Петропавловске, пообщался с детьми и уехал, оставив своих девочек в городе. Он вез с собой только кипу детских писем родителям. Питерские делегаты не отважились везти через все фронты даже своих родных детей, которые плакали, цеплялись за отцов и просились к мамам. Но разве можно забрать своих малышек, бросив на произвол судьбы 475 ребят?! Да никто и не знал, удастся ли самим мужчинам вернуться в голодный замерзающий Петроград, окруженный врагами. А как там жить? Всем по-прежнему казалось: на Урале спокойнее. Утешало, что родители в Питере получат из первых рук сведения о своих сыновьях и дочерях и хоть немного успокоятся… Так и вышло. Только одна из дочек Валерия Львовича, Настенька, чуть позже умерла в пути от воспаления легких… Но и две дочери «делегата» Спандикова и он сам сгорели в поезде в пути из Петропавловска в Питер, попав под обстрел.
Об этой фантастической истории около 40 лет молчали все участники событий и в СССР, и в США. Едва ли надо объяснять, что пребывание в США, пусть и в детстве, в 30-е годы могло стоить жизни любому из колонистов. Поэтому только в 60-е годы занялась изучением путешествия детей внучка сразу двух колонистов Ольга Ивановна Молкина. Кое-что она знала по рассказам своего деда Юрия Завадовского и бабушки Ольги Колосовой, но ведь нужны были документальные подтверждения рассказов участников событий. В Петербургских газетах стали появляться статьи О.И Молкиной. Ольга Ивановна, учительница английского языка, стала встречаться с бывшими колонистами и записывать их воспоминания, собирать фото и документы. Оказалось, многие дети вели дневники, сохранили рисунки, стихи, альбомы и даже коллекции уральских камней. О.И.Молкина сначала работала в советских архивах, а когда стало возможно, обратилась в американские и в библиотеку Конгресса США. Там нашлись газеты 1919-20 гг. и множество фотографий о пребывании детей в Америке. В 1972 году около ста бывших колонистов впервые устроили встречу, организованную Ольгой Ивановной. Она записала их воспоминания, которые в 2006 году вошли в ее документальную повесть «Над нами Красный Крест. Петербургская семья на фоне XX века». На другом краю страны собирал сведения о кругосветном путешествии для своей книги, названной им «Ковчег детей» моряк и журналист Владимир Липовецкий». В его рассказах много фантазии, но и в них тоже отражены реальные события. Учительница подробно рассказывает, как жили и учились дети, а моряк больше о том, как переплыли они два океана.
В обеих книгах мало рассказано о жизни ребят в Казахстане. А разве не интересно нам, казахстанцам, взглянуть глазами питерских подростков на Петропавловск 1918 года?! Об этом подробно рассказали Ольге Молкиной столетняя Ксения Амелина и ее ровесница Нина Рункевич. Обе, по просьбе Ольги Ивановны, оставили свои воспоминания и подарили ей дневники тех лет. Вот каким девочки увидели Петропавловск в 1918 году.
«Город небольшой, почти весь одноэтажный, деревянный, с большими теплыми домами, дворы окруженные высокими заборами с массивными воротами… Окраина, противоположная вокзалу, находилась ниже всего города, там стояли юрты, стояли верблюды; было интересно встретить новые лица — раскосые черные глаза, блестящие черные волосы, расшитые разноцветной кожей меховые одежды. Верблюды караванами иногда шли мимо нас — по Караванной улице, груженые тюками с чаем, мерным плавным своим ходом. Зрелище экзотическое, принимая во внимание, что иногда это бывало в 40° мороза, по занесенной снегом улице, где снег доходил до половины окон. Все белым бело, и вдруг — идут верблюды!». Это записала Нина Рункевич.
Ксёне Амелиной и ее сестренке Кате степной город, продуваемый ветрами, показался холодным, темным, мрачным. «Первое, что нас удивило по прибытии, было то, что в городе ещё ездили на верблюдах, а тяжести возили на волах. Петропавловск 1918 года — небольшой город с преимущественно одноэтажными домами, собором на центральной площади, электрическим освещением на улицах, но без водопровода. Воду привозили на лошадях в бочках. В городе были театр и цирк».
«На площади возвышался большой собор, однако не в стиле древнерусского зодчества, а скорее 19 века. В нем по большим праздникам служил службы молодой очень красивый архиерей, худой, высокий, с мрачными черными глазами (это, видимо был о. Мефодий, убитый в 1921 г.). Недалеко от собора, на той же большой площади расположился рынок. Базарные дни были очень красочны — здесь стояли и верблюды с кладью, и много саней с разной поклажей; с лошадьми, покрытыми инеем от мороза. На рынке продавалось, конечно, всё мороженое, даже молоко в виде белых дисков. Но что поражало наше воображение, так это необыкновенной красоты лошади в богатых и необычных упряжках. Это были беговые лошади местной знати — в городе был ипподром», записала Валя Рожкова.
Группу маленьких девочек из 24 человек поместили в доме мусульманского комитета, недалеко от мечети. Им отвели три комнаты и подсобные помещения. Многих малышей позже разобрали по домам горожане. Старшим колонистам в Петропавловске дали возможность учиться. Мальчикам — в местном реальном училище, а девочкам – в прогимназии. Но учебные заведения к этому времени были разоренные, заброшенные, холодные. В них не было никакой мебели, кроме парт. Поначалу все спали на полу, приспособив свои пожитки вместо подушек. Нина Рункевич пишет: «Мы по 2-3 девочки — пошли вдоль петропавловских улиц, из дома в дом, с просьбами «одолжить» на время стулья, скамьи и столы. Жители проявили участие в судьбе детей, отрезанных от родителей и родного города, и мы быстро обставились. Чей-то большой круглый стол, занявший всю середину в самой большой комнате, отслужил нам на все 100 $ и для еды, и для занятий, и, даже для сцены». Но тоска по родителям, неясное будущее, военная обстановка, холод приводили в отчаяние голодных, одетых по-летнему девочек. Наступили дни, когда воспитатели решались отправить детей побираться. «Нам повесили кружки для милостыни. Мы пошли в нижнюю часть города, постучали в дверь и убежали. Было очень стыдно попрошайничать. Нам ничего не удалось собрать», вспоминала Нина Рункевич.
Надо отдать должное благотворительным организациям Петропавловска, которые в условиях войны заботились о чужих детях и собирали для них вещи и продукты. Лишь в конце ноября в городе появились Молодые Христиане. Они через своего пастора Свана и его жену ухитрились доставить из Омска в другие сибирские города теплые вещи для детей, рулоны ткани, из которой девочки сами сшили себе платья и белье. Мальчикам раздали ношеную, но чистую солдатскую форму и ботинки. Правда, американские газеты приписывали все эти дары исключительно своему Красному Кресту. А хитрые питерские бабушки и в 70-е годы помалкивали, что заботились о них американцы и иногда кормили из солдатских котелков чешские повара из стоявшего у петропавловского вокзала эшелона! Но позже, послушав подруг, как им жилось в некоторых уральских селах, девочки поняли, что им повезло. «Мы-то жили в тепле и чистоте, сами следили за собой, и нас водили в местную городскую баню. А баня-то с паром! Выйти после такой баньки на 40° морозец — одно удовольствие. Воздух как мед! Снег поскрипывает под валенками. С наступлением ранней сибирской зимы мы были уже в овчинных шубках, в меховых шапках, в валенках и в коричневых платьях с длинными рукавами. Нашим руководителям удалось (какими муками!) достать средства на нашу экипировку с помощью местного благотворительного общества».
Удивительно, но в условиях войны, эпидемии тифа, голода, девочки находили повод для радости и развлечений. Столетняя Ксения Амелина в 2001 году вспоминала о благотворительных спектаклях в местном театре, где девушки и юноши играли на сцене вместе с актерами местного театра. Горожане охотно приходили в театр, понимая, что вырученные за билеты деньги пойдут детям. Ксения Амелина сохранила программки и помнила содержание каждого простенького водевиля. Ксёна сама зарабатывала себе и сестренке обеды. За них она давала уроки четверым детям купца Шапкина. Она и в свои сто лет помнила вкуснейшую «татарскую пасху», видимо, чакчак. Одноклассницы иногда приглашали к себе подруг и тоже подкармливали их. Девочки вспоминали уютные петропавловские дома, украшенные коврами и шкурами животных. Юноши тоже пытались зарабатывать. Они ходили по дворам, кололи дрова, ухаживали за скотом, за что их тоже кормили горожане. Но дети есть дети. И через 40 лет бывшие колонисты вспоминали любительские спектакли и танцы в школьных залах, рождественский карнавал… Первые симпатии… Первая любовь… Мальчишки в дневниках вообще пишут больше об этом, словно не было войны, не лежали в соседнем военном госпитале умирающие раненые, не казнили за городом членов городского Совета и красноармейцев. «Мы мало что знали о войне», пишет Ксения. И тут же сообщает, что воспитатели беспокоились: за время странствий мальчики подросли, их уже пробовали призвать в армию. В какую? Конечно же, в колчаковскую, которая в те дни хозяйничала в городе. Трех 17-летних юношей забрили в солдаты, как ни протестовали их воспитатели. А несколько ребят, в том числе, будущий дед Ольги Молкиной Юрий Завадовский, сами решили поступить в военно-морское училище. Теплушка с такими добровольцами покатила во Владивосток.
Именно в Петропавловске снова круто повернулась жизнь половины колонистов. По уральским и сибирским городам собрал в Миассе детей и восстановил объединенную колонию американский журналист полковник Райли Аллен. Еще недавно бывший главным редактором одной из популярных гавайских газет, он оставил свою успешную карьеру и добровольно отправился в охваченную гражданской войной Россию, когда узнал из прессы «о грязных завшивленных и голодных питерских подростках, скитающихся по городам Сибири». Колонистов называли в газетах «дикие дети Сибири». В США даже была издана книга под таким названием.
В Миасс снова приехали представители Ассоциации Молодых Христиан. К ним присоединилось несколько сотрудников Общества Друзей (квакеров). От Сибирской миссии Американского Красного Креста во Владивостоке, им удалось получить в Омске целый состав с зимней одеждой, с продуктами и денежный перевод для детей. Американская миссия во Владивостоке решила, что возить продукты и одежду в десяток мест в Сибири за три тысячи километров по дороге военного времени слишком сложно, и решили собрать всю колонию во Владивостоке. В сентябре 1919 года в трех эшелонах под охраной американских солдат через очаги холеры и тифа, по охваченной войной Сибири, а потом через такую же опасную Манчжурию почти тысячу детей два месяца везли к Тихому океану. В пути на поезд напали какие-то банды, дети перенесли тиф.
Владивосток тем временем «для защиты своих граждан» захватили японцы. Город был переполнен беженцами и оккупантами разных мастей. Детскую колонию разместили в брошенных кем-то казармах частично в самом городе, а малышей и повзрослевших девушек (подальше от греха!) — на Русском острове в бухте «Золотой рог». Осень 1919-го и зиму 1920-го многие колонисты запомнили как очень хорошее время. Все были обуты, одеты и накормлены, получили учебники и тетради, ходили в школы и гимназии, изучали английский язык и медицину. Но колонисты все равно хотели вернуться в Петроград. Они не знали, что правительство обращается во всевозможные зарубежные инстанции, требуя вернуть детей домой.
Как ни странно, но помогли колонистам японцы, совсем не дружески относившиеся к русским. Они решили, что детей можно вернуть домой морским путем. Райли Аллену и его помощнику Бёрлу Брэмхоллу удалось получить средства для реализации этого фантастического плана. Они сумели зафрахтовать японский угольный сухогруз «Йомей-Мару». В кратчайшие сроки рабочие порта отмыли его и переоборудовали под пассажирское судно.
Журналист Липовецкий в своей книге «Ковчег детей» подробно рассказал о плавании колонистов по маршруту Владивосток — японский порт Муроран — Сан-Франциско — Панамский канал — Нью-Йорк — Бордо (Франция) — порт Койвисто (Финляндия) и, наконец, Петроград. С каким восторгом описывали в дневниках свою кругосветку ребята, для которых на два месяца корабль стал домом! И на корабле дети продолжали учиться. Девушки завершили прошли курс подготовки медсестер и получили дипломы. На Родине многие стали врачами. Юноши изучали морское дело. Чтобы мальчишки зря не носились по кораблю, их привлекали к вахтам.
Не обошлось без скандалов. В каждом американском городе общественные организации с восторгом принимали юных путешественников. Русские эмигранты заваливали их подарками, устраивали пышные встречи, экскурсии. Однако большинство их них считали, что дети, вырванные «из лап большевиков», должны остаться в Америке, «чтобы большевики их не развратили». Но никто из колонистов не согласился остаться в Штатах. Тогда их снова погрузили на корабль и отправили в Европу, но не домой, а во французский порт Бордо, где поселили в казарме, окруженной решетками. Газеты, теперь уже французские, сообщили, что колонисты изъявили желание остаться во Франции. Ведь всё еще шла война, нужно было пушечное мясо, а тут столько юношей и девушек- медсестер! Кстати, с той же целью везли в Европу и чехов.
В ответ 29 августа 1920 г. в администрацию Международного Красного Креста поступило письмо «от мальчиков и девочек Петроградской Детской Колонии»: «Мы не можем ехать в страну, из-за которой народ России умирал и умирает десятками и сотнями тысяч вследствие блокады, в страну, которая посылает в Польшу орудия войны, которые уносят в могилу сотни тысяч русских молодых жизней». В мировой прессе разразился новый грандиозный скандал. Французы вынуждены были отправить колонистов в Петроград все на том же японском «пассажирском сухогрузе».
Вскоре ребята, наконец, оказались совсем рядом с родным городом. Но тогда пригороды Петрограда были финской территорией. Финляндия разрешила поселить детей в своем санатории, когда-то специально построенном Россией для царской семьи. Ныне это зона отдыха «Сосновый бор». Там ребята пришлось жить еще несколько месяцев, пока Райли Аллен и Бёрл Брэмхол оформляли документы на передачу детей родителям. Лишь после этого колонистов начали переправлять в Россию. К 26 января 1921 года последняя группа детей была возвращена в свой по-прежнему военный, голодный, но такой родной Петроград. Так после двух с половиной лет скитаний, закончилось кругосветное путешествие детей.
Прошло 50 лет. Закончилась Великая Отечественная война, в которой СССР, Франция и США были союзниками. Был еще Карибский кризис, холодная война. Когда наступил полувековой юбилей возвращения детей Петроградской питательной Колонии домой, 80-летний Барл Брэмхолл через Красный Крест обратился в газету «Правда» с просьбой разыскать выживших колонистов. Лучший журналист того времени Б. Стрельников в «Правде» за 1971 и 1972 годы в нескольких номерах рассказал о давней «одиссее» детей. Удалось разыскать около 100 бывших колонистов, переживших ленинградскую блокаду. Б. Брэмхолл был приглашен в СССР и награжден Почетным знаком Красного Креста — СССР. Времена изменились.
(2 оценок, среднее: 5,00 из 5)
