Западную Сибирь, к которой относился в 18-19 веках и Петропавловск, тогда сравнивали с Канадой. Такая же огромная малонаселенная и удаленная от центра территория. Чтобы управлять ею, императоры направляли за Урал особо доверенных чиновников. Среди них бывали толковые и деловые люди, но бывали и такие анекдотичные личности, что Салтыкову–Щедрину, потрудившемуся вице-губернатором Рязани и Твери и хорошо знавшему чиновников, пришлось бы не очень-то и выдумывать героев своей «Истории одного города».
Одним из первых генерал-губернаторов, чье управление Сибирью – всей Сибирью! — оставило немало легенд, был отец декабриста Павла Ивановича Пестеля – Иван Борисович.
По преданию, свержение генерал-губернатора началось с очков. Государь Александр Павлович обратился к Александру Нарышкину: «Ты носишь очки, я тоже временами чувствую в них необходимость, как посоветуешь?» — «Я знаю самые удивительные очки на свете, — отвечал Нарышкин. — Да вон, у Пестеля. Живет в Петербурге, а видит всё, что делается в Сибири».
Соль шутки в том, что Иван Борисович Пестель (1765 – 1843) числился сибирским генерал-губернатором с 1806 по 1818 гг., но пробыл на месте службы всего десять месяцев – в 1806 -1807 гг.. Потом уехал по делам в Петербург, доложил Александру 1, как ужасна Сибирь, какие в ней беспорядки творятся, и больше никогда туда не возвращался, руководя огромным краем из Санкт-Петербурга. Ему удалось сделать сибирскими губернаторами и крупными чиновниками своих родственников, свойственников и сторонников. А уж они-то не стеснялись считать себя личными представителями царя в сибирских городах и распоряжались в них, как в собственных конюшнях.
Историки до сих пор спорят, был ли Иван Борисович честным человеком, но излишне доверявшим своим ставленникам, или вором и взяточником, ограбившим всю Сибирь, как о нем писала демократическая пресса.
Сторонники И.Б.Пестеля считали, что он поплатился за свою принципиальность при выступлениях в Сенате, за борьбу с откупщиками и за жесткие ревизии в других губерниях. Ведь он был назначен лично царем «за правоту и знание дела» и, уже будучи генерал- губернатором Сибири, занимал в столице еще несколько важных должностей: был членом особого комитета о питейных откупах (1813), комитета о недоимках по питейным откупам (1815), сенатором и членом Государственного совета (1816). Напомним, что откупщики покупали у государства право торговать спиртными напитками или запасать провиант для армии, за что платили в казну заранее оговоренную сумму налогов. Остальное доставалось им. Зачастую они собирали для себя в 2-3 раза большие суммы доходов, чем сами вносили в казну. И недоимки были огромными.
Когда И.Б.Пестель попытался навести в этом деле порядок и устроил проверку откупов, кроме задолженностей, он попутно выявил огромные нарушения в производстве водки. Мало того, что ее разбавляли водой, так в зелье для крепости добавляли медный купорос, от которого потребители болели и даже умирали. Так что выпуск паленой и отравленной водки – давняя традиция в Сибири, и особенно в Иркутске, недавно прославившемся печальной историей с «Боярышником».
Расставаться с прибыльным делом никто из сибирских купцов не хотел. Они считали себя особой кастой, хозяевами жизни и не собирались подчиняться пусть и столичным, но все равно чужим для них чиновникам, прибывшим в отдаленный край «навозом» (от слова «навозить»). Часто купцы сопротивлялись любому начинанию властей, даже самому разумному.
Павел Иванович Пестель (1824г.)
Бороться с «купеческой фрондой» должен был сам генерал-губернатор, а он перепоручил эту задачу своим ставленникам. Дело в том, что тогда не было конкретных обязанностей у губернаторов и других крупных чиновников. Вот и И.Пестель, отправляясь наводить порядок в огромном регионе, поговорил с царем, и, видимо, получил от него самые общие пожелания, которые в меру своего разумения передал подчиненным. Те тоже стали действовать согласно полученным от него устным инструкциям. Так, губернатор Иркутска Трескин вошел в историю Сибири своей свирепостью. О нем говорили, что он держал людей в темницах прикованными к стенам цепями, пока не выплатят недоимки по откупам, а Пестель якобы лично пытал нарушителей законов. Другие чиновники были не лучше. «Енисейский городничий катался по городу на чиновниках за то, что они осмелились написать просьбу об его смене». «Ло́скутов дошёл до такой необузданности и смелости, что высек нижнеудинского протоиерея Орлова плетьми». Трескина хвалили за то, что он избавил свой регион от разбойников, но каким способом! Он создавал отряды из уголовников, которые уничтожали бандитов, получая за это сокращение срока отсидки. Да и водка производилась прямо в острогах, где люди гибли от голода, холода и… перепоев.
Чувствовала себя полновластной хозяйкой Сибири и Трещиха, жена иркутского губернатора. Она якобы сидела с корзиной в приемной мужа и принимала взятки и подношения, занося фамилии дарителей в особый журнал. Даров, в основном, мехов, было столько, что она открыла лавочку в Москве, где они продавались. Когда эта Трещиха погибла «в ДТП» — упала из пролетки и разбилась насмерть, о ней не пожалели, а пустили новые сплетни: убил, дескать, Трещиху любовник!
В Сибири и в Великой степи процветало ябедничество. Молодой Шокан Уалиханов горько сетовал:
Распространение грамотности способствовало только увеличению кляуз. Жалобы посылались во все инстанции, но редко доходили до того, кому они адресовались.
Чиновники на местах запугивали жалобщиков, что их письма не доходят до царя, а попадают в руки самому И.Б. Пестелю, так как он, почт-директор, якобы приказал своим подчиненным вскрывать все письма и задерживать обнаруженные в них кляузы, а самих жалобщиков строго наказывать. Среди сибирских преданий сохранилась былина о том, как героический обыватель Саламатов пробрался в столицу через Китай и вручил жалобы Милорадовичу, который недолюбливал Пестеля. Лишь после этого в сибирские города была направлена комиссия по проверке жалоб.
Легенда о перлюстрации писем имела под собой реальные факты. Три поколения Пестелей (отец и два его сына) действительно почти сто лет ведали Московским почтамтом. Должность по тем временам была отличная, уважаемая, хотя и хлопотливая. Особенно много беспокойств доставило Ивану Борисовичу одно секретное поручение. Екатерина II, напуганная проявлениями «французской революционной заразы» в своей стране, решила разоблачать ее распространителей. Весной 1790 года Пестелю был дан список подозреваемых в вольнодумстве. Его обязали вскрывать их письма и доводить сведения до более высоких инстанций, что он и вынужден был делать.
Ивана Борисовича подозревали, что именно он донес о вольнодумстве журналиста и издателя Н.И. Новикова. Умнейшего человека своего времени пытал известный нам по фильмам палач Шешковский, а императрица приговорила Н.И. Новикова к 15 годам содержания в Шлиссельбургской крепости. Хотя срок благодаря Павлу I был уменьшен вдвое, талантливый писатель и философ вышел из каземата согбенным стариком и навсегда уехал в свою деревеньку.
Да и сам И.Б. Пестель тогда же попал в ловушку, расставленную губернатором Москвы Ростопчиным. Тот написал анонимное письмо о якобы существующей тайной масонской ложе, прибавив: «Пишу почтой, так как Пестель тоже с нами». Иван Борисович сжег этот донос на себя и… лишился карьеры. Но, придя к власти, Павел I вернул всех, кто был в оппозиции к его матери. Пестель снова получил должность почт-директора и оказался в любимцах сначала у Аракчеева, а через него и Александра I. Карьера опять пошла вверх. Так И.Б. Пестель получил должность генерал-губернатора Сибири, о чем, вероятно, не раз пожалел.
На первых порах Иван Борисович рьяно принялся за дело. Он объехал свое «царство в царстве», добрался до самой Маньчжурии и убедился, что жалобщики были во всем правы. Сибирь всегда была беспокойным регионом. Ее будоражили рекрутские наборы в Забайкалье, в Тобольской губернии, на колыванских заводах вспыхивали волнения рабочих, а в 1814 в Томске был раскрыт заговор ссыльных поляков. Сложной была организация закупок хлеба для винокуренных заводов, армии и продовольственной помощи на случай голода крестьянам, северным и степным народам Сибири. Все эти проблемы И.Б. Пестель перепоручил местным чиновникам. К чему это привело, показала ревизия Сперанского.
«Винные откупа порождали взяточничество, коррупцию и должностные преступления среди чиновничества во всей России. Особенно преуспел в этом деле родственник И.Б. Пестеля, действовавший от его имени, — иркутский губернатор Н. И. Трескин », писал позже Н.Г.Чернышевский, который пробыл в тюрьме, на каторге и в ссылке в Сибири свыше двадцати лет и был хорошо знаком с ее порядками.
Подозрение во взяточничестве пало на самого И.Б. Пестеля. Разве можно было поверить, что губернаторы не делились с начальством!?
Комиссию по проверке жалоб в 1818 году возглавил будущий преемник И. Пестеля — генерал-губернатор Пензы М.М. Сперанский, который по итогам проверки назвал И. Пестеля «самой пустой головой, какую когда-либо знал». Впрочем, самого Пестеля во взяточничестве не обвинили. Ведь он был другом самого Аракчеева! Да и возглавить Сибирь еще в 1806 году ему доверил Александр I.
Портрет Михаила Михайловича Сперанского
Вот что увидел М.М.Сперанский в наших краях. По дороге к тогдашней столице Сибири Тобольску он писал своему другу:
«По мере продвижения к Иркутску росло число жалоб жителей на жестокость и самоуправство местных властей, притеснения, произвол, взяточничество и казнокрадство».
А вот письмо из Томска. «Чем далее спускаюсь я на дно Сибири, тем более нахожу зла, и зла почти нетерпимого. Измучен жалобами, доносами, ябедою, едва нахожу я столько терпения, чтобы окончить дело, мне порученное. Слухи ничего не преувеличивали, и дела еще хуже слухов».
Когда он, главный ревизор, заверил местных жителей, что жалобы на начальство не составляют преступления, жалоб стало столько, что в течение нескольких дней, в городе была раскуплена вся бумага.
В официальном отчете М. М. Сперанский обвинил Пестеля только в том, что он дал слишком много власти губернаторам, особенно Трескину; защищал их противозаконные действия; жил вне управляемого края. И все! Зато распоясавшихся при И.Пестеле, вернее, при его отсутствии, привыкших к бесконтрольности чиновников обуял ужас. Известие о приезде комиссии М. М. Сперанского «имело в себе что-то поразительное. Первый приближенный к Трескину чиновник вскоре после этого «сошёл с ума и умер в сумасшествии. Другой, в припадке белой горячки, бросился в речку, был вытащен из воды полумёртвым и вскоре помер». Теперь говорили, что и жена Трескина не погибла в результате несчастного случая, а в страхе перед комиссией покончила жизнь самоубийством.
Такие же истории происходили и в других городах Сибири.
Уличенных казнокрадов и притеснителей-взяточников М.М.Сперанский предавал суду и даже возвращал взятки «обиженным взяткодателям». Картина злоупотреблений ужасала членов его комиссии. В Иркутске Сперанский записал свою знаменитую фразу: «Если в Тобольске я отдал всех под суд… то здесь оставалось бы всех повесить». Но и без того «432 чиновников из разных сибирских городов были осуждены и приговорены к лишению свободы, 262 привлекли к дисциплинарной ответственности – увольнению от должности, понижению по службе, выговорам и т.д.». Сумма взысканий с них составила до трёх миллионов рублей. Но 375 привлеченных к следствию лиц все-таки оправдали. Это были те, кого оговорили сослуживцы или чья вина не была доказана. Впрочем, «число наказанных чиновников могло быть и выше, поскольку практически каждый служащий оказался замешан в злоупотребления в той или иной мере, но тогда администрация края всех уровней могла бы остаться просто вообще без государственных служащих». Это опять из письма Сперанского.
И.Б. Пестель был отправлен в отставку, его ставленников постепенно заменили другими чиновниками.
Но новых и особенно честных людей воспитать гораздо труднее, чем написать самые добрые наставления, законы, уставы, как это пытался сделать М.М. Сперанский. Он оставался на посту генерал-губернатора Западной Сибири совсем недолго – около трех лет. Его вернули в столицу и поручили заняться административной реформой в стране. Особое значение среди разработанных им и его «первым сотрудником» — будущим декабристом Г. С. Батеньковым — имели для нашего края два проекта: «Учреждения для управления Сибирских губерний» и «Устав об управлении инородцев». Сибирь была разделена на два генерал-губернаторства –Западную Сибирь и Восточную. Единоличной власти генерал-губернаторов и уездных начальников теперь противостояли впервые созданные в России коллегиальные органы местной законодательной власти – советы.
Тогда же изменился и статус Петропавловска. Он стал окружным городом вновь образованной Омской области, отнесённой к Западному главному управлению.
Еще не раз будет меняться административное деление Сибири и принципы управления нашим городом. В 1824 году был образован Петропавловский округ Омской области с центром управления в Петропавловске, где впервые были открыты присутственные места. В 1825 году было организовано городское управление. В том же году составлена первая городская смета и назначен первый городской староста Петропавловска — купец Ф. Зенков.
Однако у реформ Сперанского было слишком много противников, боявшихся потерять свои привилегии. Многое так и не было реализовано.
Жизнь менялась. Дурная слава о сибирских чиновниках и их злоупотреблениях не лежала на месте. А.И.Герцен, который жил в Лондоне, но, как и И.Б.Пестель, прекрасно знал, что происходит в Сибири. Он написал в «Былом и думах» о «пестелевских способах управления», что он якобы занимался только дележом добычи, предупреждая любые неприятные слухи».
Сторонники И.Б. Пестеля удивлялись: как удавалось генерал–губернатору «делить добычу», живя в Петербурге?! Да и богатства он не нажил. Наоборот, вышел в отставку после всей этой передряги в 1821 году, имея до 200 тысяч рублей долгу, который и выплачивал до самой смерти из ранее назначенной ему Александром I пенсии. Жили супруги в разоренной войной белорусской деревушке, бедствуя до своих последних дней.
Загадка, чем И.Б. Пестель занимался в столице, кроме заседаний в Сенате. Разгадка в том, что Иван Борисович Пестель чуть не потерял во время Отечественной войны 1812 года любимого старшего сына Павла, лидера будущих декабристов. 17-летним юношей тот отправился воевать и сразу попал в самую горячую точку – на Бородинское поле. Павел Пестель показал себя смелым воином. Здесь же, на поле битвы, Кутузов наградил его за храбрость золотой шпагой за храбрость. Но этот первый бой едва не стал для П. И. Пестеля последним: он получил тяжёлую рану. Кость его левой ноги была раздроблена, сухожилия повреждены. Раненого увезли в какой-то госпиталь, затем перевезли в другой, в третий… Отец объехал четыре губернии, пока нашел сына и увез его домой. До сибирских ли взяточников тогда ему было! Павла лечили почти год. С еще не закрывшейся раной, на костылях, он отправился в полк и продолжил воевать уже во время заграничных походов. Он снова отличился в сражениях и получил высокие награды. Такой же путь прошел его брат Владимир.
В то время, когда Сперанский и Батеньков реформировали управление Сибирью, сын отстраненного от власти генерал — губернатора Павел Иванович Пестель размышлял о будущем России и сочинял свою конституцию — «Русскую правду». В ней он признавал необходимость уничтожения правящей династии, чтобы никогда не вернулось крепостное право и самодержавие, за что и был приговорен к повешению. Его последняя просьба, обращенная к царю, не о себе, а о родителях, старых и беспомощных. Другие сыновья, не замешанные «в деле 14 декабря, делали успешную карьеру, тоже становились генерал-губернаторами, но о родителях словно забыли.
А в Сибири почти забыли о реформаторе М.М. Сперанском, так много сделавшем для ее блага.
«Пришли другие времена, взошли иные имена»…
(Пока оценок нет)
